Валерия. Роман о любви - Юлия Ершова

Клён тряхнул раскудрявой головой, и тучка-верблюдик подплыла к двери «гольфика», которую открыла бывшая принцесса.

Не сразу Сергей понял, что остался в одиночестве. Хлопнула дверь, за которой сгустился туман. Он развеялся, когда Серый стиснул зубы и раз десять ударил кулаком о спинку переднего сиденья, остывшая кожа которого даже не скрипнула.

Когда Сергей выскочил из машины, ни одного человеческого силуэта на набережной видно не было. Он озирался по сторонам, но из живых существ только голуби топтались, переминаясь с ноги на ногу. Кто-то насыпал им целую гору сдобных крошек.

Сергей ещё сильнее сжал зубы и превратился в того несгибаемого мужика, который бросает бабу за борт и отправляется в родное общежитие, где уже третий день активисты «замачивают» диплом. Гуляют и выпускники, и двоечники, зависшие на переэкзаменовке.

VI

Миша радостно заскулил, увидев сестру. Она хотела с порога проскользнуть в свою комнату и упасть на новую винтажную кровать, но братик не выпускал её из объятий. Соскучился.

— Пойдём мыть нос, — с досадой сказала Снежана, поправляя взлохмаченные волосы брата. — Тебе сиропчик дали? — спросила она и прикоснулась губами к его лбу.

— Анастасия Сергеевна отпросилась до утра, — сказал отец, речь его вязла на языке. — У невестки кто-то умер.

— А ты давление мерил? — нахмурила брови дочь.

Отец отмахнулся и спросил, что на ужин.

— Пап, ты опять с Верой Серебрянниковой долго по телефону разговаривал? — выпалила Снежана, выливая сироп с лекарством Мише в рот.

— Ну что ты, доча, совсем недолго. Она позвонила и…

— И опять прочитала тебе 90-й псалом? — выкрикнула Снежана, теряя самообладание.

— Ну да… — ответил растерянный отец,

— Пап, а сколько раз ей надо прочитать тебе 90-й псалом, чтобы получить в подарок ещё и эту нашу квартиру? — Снежану понесло. Вслед за горящими мостами к сердцу любимого человека загорелись и мосты, соединяющие её с отцом. — Может, ты сам, в конце концов, начнёшь читать псалтирь? Зачем тебе эта психологическая служба по телефону?

Когда у дочери закончились снаряды, чтобы метать в него, отец ответил спокойным голосом:

— Доча, я тебе объяснял, как у Веры сложилась жизнь трагически. Молодая одинокая мать. Сирота. Даже хуже. Я должен был помочь ей. Она помогла мне пережить первый день и сейчас поддерживает. Мы, люди, должны так поступать друг с другом, помогать тем, кто рядом и страдает. Поделиться деньгами — такая малость, а на душе радостно становится, — просиял Янович, но дочь глаз на него не подняла. — Ты бы вот тоже подружилась с Верой, она тебя чуть старше. Стали бы как сёстры. У тебя никого. У неё — только тётка бывшего мужа из Ганцевичей. Помогает. Нам вот яйца домашние перепали, тебе и Мишуну. А в квартиру нашу она переезжать отказывалась, я с трудом уговорил. Вот теперь и у меня силы появляются. Впервые в жизни понял, чем хочу заниматься.

— Только жениться на этой Вере не вздумай! — вспылила Снежана. — Тогда я на крайние меры пойду.

— Белоснежка, откуда в тебе эта акулья злоба? — спросил отец и запнулся. К его горлу подступил ком, на лбу собрались морщины. — Ты ведь такой не была.

— Ты тоже был другой, — огрызнулась дочь.

— Запомни, — выдавил из себя отец, — я живу в новом измерении, там нет вакансии жены Яновича.

Миша вздрогнул, отец и дочь переглянулись — тревожный звонок и барабанная дробь раздались в прихожей.

Из распахнутых дверей полился отборный мат, а в следующее мгновение Родионыч по-джентльменски, если не учитывать некоторые лексические выверты, закатил в дом шикарную даму, выше его на голову, а то и на две.

— Танюха, — по-свойски бросил он своей молодой спутнице, — проходи, вот он, твою ж… Все на кухню. Не разуваемся — времени в обрез.

Переставляя длиннющие ноги на огромных толстых каблуках, «Танюха» последовала в пункт назначения, на кухню, и, улыбаясь хозяевам, принялась раскладывать бумаги поверх сияющего обеденного стола. Её красный пиджак из лакированной кожи играл холодным блеском.

— Татьяна Алексеевна Шапочка, — представил её Родионыч, — адвокат. Будет представлять твои интересы, придурок. Садись рядом и подписывай всё, что она тебе скажет, — отдал приказ крёстный отец «Икара» и кашлянул. — Дочка, — обратился он к своей крестнице, — чаю налей. Только мне, Татьяне некогда.

Снежана засуетилась около плиты, а Родионыч повис над своим подопечным, чтобы контролировать процесс подписания:

— Побыстрее, не твоего ума дело, что тут напечатано, поумнее тебя писали. Дочка, — опять обратился он к Снежане, — поди сюда, вот подпиши ходатайство… Умница!

Снежана подмахнула несколько документов, где заплаканные глаза её не разобрали ни одного слова.

Родионыч пролистал документы, поводил пальцем по строчкам и вздохнул с облегчением.

— Танюха, — сказал он адвокату, его взгляд скользнул по стройной фигуре. — Давай дуй на всех парусах в следственный отдел. Сама знаешь кому лично в руки. Посиди там, не уходи, дождись отклика. Сразу мне отзвонись.

Танюха открыла было рот, но Родионыч опередил ход её мыслей:

— Тебя ждут.

Она кивнула и потянулась к выходу, Родионыч за ней — двери открывать. Но шикарная дама остановилась у зеркальных дверей встроенного шкафа и принялась поправлять взбитые медные волосы. От них лился аромат старых французских духов.

— Пойдём, провожу до лифта, — поторопил её Родионыч, теребя ус.

А с первым хлопком закрывающейся двери лифта пришло время сбрасывать маску джентльмена, и Родионыч накинулся на своего подопечного. Выступление состояло исключительно из непечатных слов и сопровождалось хватанием виновника за грудки и размазыванием его по стене, раскрашенной смелым дизайнерским решением под джунгли. Только заступничество крестницы досрочно остановило первую часть наступления, и Родионыч, отдышавшись, перешёл ко второй.

— Ты знаешь, дитя, какой твой отец придурок? Да? Ты тоже в курсе? Он сегодня без приглашения попёрся к следователю, Вадиму, и дал «чистосердечные показания». Заявил, что знал о готовящемся обыске в офисе и заблаговременно подложил в искомую папку документы, порочащие господ Гацко и Ипатова. А на свою персону компромат уничтожил! Но всё равно берёт всю вину на себя и готов идти под стражу!

Снежана онемела. Вот, значит, куда он утром ходил — вовсе не на прогулку с Верой!

— Батя, ну совесть меня замучила, — подал голос обвиняемый.

— Совесть у тебя имеется? Так что же ты за мой счёт её кормишь? «Знал о готовящемся обыске», — скривил лицо Батя. — Откуда, спрашивается? А про папку кто тебе сообщил? — Усы на лице Родионыча вздыбились, а каждая оспинка на лице покраснела. — Как я мог так ошибиться в тебе? На себя зла не хватает — с таким идиотом связался. Сейчас Татьяна отвезёт правильный протокол твоего утреннего допроса, и он упадёт в дело. А ты, придурок, запомни: без неё шагу не делай, на звонки не реагируй. На любое шевеление отвечай: «Свяжитесь с моим адвокатом». Вот её телефон. — Родионыч хлопнул визиткой по кухонному столу. — С ребятами я договорился, твоему отцу почти не придётся появляться у следователя, Татьяна одна будет держать удар. Ей не впервой, свой человек. А ты, удалец, если свой нос ещё куда-нибудь сунешь… — вращением глаз Родионыч изобразил перспективу, которая ждёт Яновича в случае непослушания, и поставил точку: — я тебя… — Последовавшее описание было более чем ярким.